Д Димитрюк - За горизонт. [СИ]

Отправив Дензела расчищать от кустов и равнять пологую часть склона, заполняю пустоты между валунами «фундамента» камнями помельче.

Потом опять наступает время таскать большие камни. Но тут тридцать кило — предел.

Приволок один плоский камень на полцентнера и понял, что за то же время принес бы три по два пуда.

За бесконечный новоземельный день довел высоту насыпи до метровой отметки и умаялся так, что к машине брат и сестра буквально тащили меня на себе. Хоть они тоже дурака не валяли, но семьдесят процентов проделанной работы, причем самые тяжелые, пришлись на мою долю.

Сил едва хватило на поесть. Потом не помню.

Следующее утро принесло вынужденный простой на зарядивший с ночи ливень и тянущую боль во всех мышцах. Спасибо Грете за завтрак и гидрометцентру за возможность прихватить еще пару часиков сна.

Сегодня радовало то, что объем работ уменьшался пропорционально квадрату высоты насыпи.

Не радовало:

Во–первых, что за камнями приходится отходить все дальше и дальше. В радиусе полста метров я выгреб все, что смог поднять, укатить, перетащить. Скептик может сказать, что полсотни метров не дистанция. Но я посмотрю на того скептика после того, как он целый день потаскает на себе скользкие, тяжеленные валуны.

Во–вторых, что по мере роста высоты насыпи валуны приходилось подавать выше и выше наверх. Скептик опять же может сказать, что там всего–то пара метров. Я не буду отвечать скептику, а просто стукну его по бестолковке. Сильно стукну, возможно, даже не раз.

В–третьих, под вечер зарядил монотонный дождь, к ночи перешедший в полноценный ливень.

В–четвертых, я замотался до такой степени, что под вечер от накопившейся усталости начало сводить мышцы.

В–пятых, труп змеюки начал смердеть так, что пришлось заматывать нижнюю часть лица арафатками, благо тут без них никуда.

В–шестых, наверно было и в–шестых, и в–седьмых. Не помню.

Но насыпь мы закончили.

Пусть уже в темноте, грязные и уставшие как черти, но закончили.

На следующий день ливень не прекратился. Набравший силу мутный поток уже лижет борт МОЕЙ брони. Но и я уже дошёл до состояния — все (тут слово нехорошее). Броня МОЯ и я не буду ждать милостей от природы.

Спасибо неизвестным угонщикам, они не тронули передние прицепные крюки. Цепляю к ним короткий толстый трос, до этого ездивший с обратной стороны силового бампера «Татры». На трос вешаю крюк полиспаста, пусть повесит, пока я трос гидролебедки разматываю.

С гидролебедкой пришлось помучиться. Сперва не разобрался, где у нее переключатель свободного хода. Вроде смотрел, как Вольф на озере с ней работал, да только пока сам все руками не потрогаешь — не разберёшься.

Пока стравил полсотни метров троса, до дрожи в коленках набегался взад–назад по склону.

Закрепив свободный конец буксировочного троса за вкопанный столб, прихожу к выводу, что как–то оно неубедительно получилось — может и соскочить. А значит пилу в руки, будем паз запиливать.

С тем же успехом можно пилить железнодорожный рельс.

Выручили наш походный очаг из набитого камнями ящика, не прогоревшие угли, пневмосистема «Татры» и, куда же без неё — российская смекалка. Подав сжатый воздух на прогоревшие до углей дрова, получаю подобие горна, в котором до оранжевого цвета прокаливаю острый конец купленного в Веймаре стального костыля.

Не скажу, что раскаленная сталь вошла в «железное» дерево как в масло, но после пяти минут махания кувалдой костыль на ладонь углубился в дымящее дерево. А мне большего и не нужно.

Закончив с подготовительными процедурами, наконец–то запускаю лебедку «Татры». Выбрав слабину, лебедка, как струну, натягивает трос.

Момент истины, однако.

Вытянет — не втянет, лопнет — не лопнет, сломается — не сломается.

Мне надо контролировать три вещи сразу: работу «Татры», состояние столба с закрепленным на нем свободным концом лебедки и как идут дела внизу у брони.

— Дензел, залазь в кабину. Как махну рукой или почувствуешь, что с машиной что–то не так — сразу глуши мотор. Грета, дай мне бинокль и мухой вниз. Близко к броне не подходить, наблюдать издали. Почему близко не подходить? Потому, что я жадный.

Столб стоит с упорством былинного богатыря. «Татра» рычит, но через «башмаки» перескочить пока не пытается. Трос натянулся и завибрировал.

Давай родная, тяни.

— Грета, что там!?

— Где корпус в песок засосало, пузыри идут! — кричит снизу девушка.

Это нормально, первая трудность вырвать броню из песчаного плена. Пусть там всего — ничего песка намыло, но дополнительное сопротивление он оказывает.

— Шевелится!?

Внизу сочно чвякнуло.

— Да, пошел!

Ага, точно, пошел. Сдернув БТР с места, трос на время ослаб, чтобы через минуту опять натянуться, разворачивая БТР носом к насыпи. Раздавив останки змеюки и срыв сложенный из мелких камней верхний слой, броня медленно вползла на насыпь.

Все — теперь пойдет.

Оно и пошло — через полчаса бронекорпус стоял возле «Татры» на загодя подложенных под днище бревнах.

Теперь можно пожрать, хлебнуть рома и немного расслабиться.

Через пару часов приступим к погрузке брони в кузов «Татры».

Начать погрузку, это значит взять лопату и начать срывать половину, назначенного погрузочной рампой, земляного холмика. До конца дня получилось осилить примерно треть объема земляных работ.

На следующий день удалось довести земляные работы до конца. Выкопать полуметровую дополнительную траншею в основании реверса. И даже установить в эту траншею подпорную стенку из распиленных до размеров шпал «бальсовых» бревен.

— Ешь, — Грета присела напротив меня и протянула котелок с мясной похлебкой.

— Сил нет. Знаешь, у меня ощущение, что руки до колен отросли.

— Это ты еще себя в зеркало не видел, — девушка все–таки впихивает мне похлебку.

— Что, совсем не красавец?

— До свадьбы отъешься.

— Да уж, отъемся.

— У вас, русских, все такие?

— Не все, но очень многие.

— Понятно.

— Что понятно?

— Вольф говорил, что русские встанут насмерть, но нефтеносные земли никому не отдадут, даже Ордену.

— Это мы запросто. Встать насмерть — наша любимая народная забава.

— И что, всегда справляетесь?

— Когда не справляемся, зовем на помощь генерала — Мороз, полковника — Бездорожье и политрука — Грязь.

— Кто это?

— Былинные русские богатыри, все трое. А уж если на кону стоит нефть — матушка и газ — батюшка, точно не отдадим.

— Шутишь?

— Как сказать. К условиям тотальной нехватки всего и сплошных непоняток вокруг, русские приспособлены лучше остальных. Мы не выживаем, а просто живем этим. Причем очень многим такая жизнь по кайфу.